Единственным тактическим маневром в обоих этих сражениях является предпринятый Агриппой у Навлоха охват неприятельской линии, благодаря которому неприятель был прижат к берегу и почти полностью уничтожен; охват этот, правда, напрашивался сам собой, так как большая численность кораблей Октавиана сама по себе удлинила протяжение его боевой линии на левом фланге, в сторону открытого моря.
Подготовка битвы у Акциума
После того, как Лепид лишился своей армии, Октавиан завладел и северной Африкой, то есть Киренаикой. Восток и запад, таким образом, стояли лицом к лицу. Октавиан, несмотря на свою ограниченность и неспособность к военному делу, обладал неограниченным честолюбием; о том, как к нему относился Антоний, он мог судить по союзу его с Секстом Помпеем. После смерти Фульвии он выдал за Антония свою сестру Октавию, которая была, по-видимому, достойной и благородной женщиной; однако Антоний выказал к ней полное пренебрежение и открыто вел распутный образ жизни со знаменитой Клеопатрой, египетской царицей, последней представительницей выродившейся династии Птолемеев; он всецело подпал под ее власть и предавался безумной расточительности.
Вследствие этого дело скоро дошло до разрыва. Уже в 33 году отношения между Антонием и Октавианом были очень натянутые, а в следующем году начался открытый раздор, так как Антоний прогнал от себя Октавию, объявил Клеопатру законной женой и начал раздавать царства ее незаконным сыновьям. Вследствие этого Октавиан подал на него жалобу в сенат, за которым триумвиры еще сохранили некоторую тень власти. Друзья Антония не решились выступить в его защиту и бежали в Египет; начались приготовления к войне.
Несмотря на то, что Антоний, как человек, заслуживал полного презрения, он был опасным противником; после долгих войн в Азии против парфян и других народов, он имел в своем распоряжении большую, испытанную в боях армию и сильный флот. Сборным пунктом для своих боевых сил он назначил Эфес. По-видимому, он считал, что Греция всего более подвергалась опасности неожиданного нападения, а потому вместе с Клеопатрой отправился туда.
Там численность его армии скоро была доведена до 12000 человек пехоты и 12000 кавалерии. Ядром его флота, его главной боевой силой, были корабли самого Антония, число которых доходило до 170. За исключением немногих трирем и квадрирем, все корабли эти были октеры и декатеры («восьмерки» и «десятки»), громадные, прочные, с сильным тараном, снабженные деревянным броневым поясом для защиты от таранных ударов; высота борта посередине корабля доходила до трех метров и увеличивалась к носу и корме, так что брать их на абордаж было очень трудно; на палубе стояли тяжелые метательные машины и башни для навесного бросания снарядов. Корабли такой постройки, естественно, были тихоходны и неповоротливы, наступательная сила их заключалась, главным образом, в метательных снарядах, которые действовали не столько против кораблей, сколько против их экипажей. Таким образом, корабли эти имели большое сходство с кораблями Агриппы в битве при Навлохе, причем, однако, не имеется сведений ни об абордажном снаряде (harpax), ни о «воронах» (corvus).
Кроме того, Клеопатра привела с собой 200 египетских кораблей, легких и быстроходных судов, о которых более подробных сведений не имеется, но которые едва ли обладали большой боевой ценностью. Наконец, имелся еще транспортный флот из 300 судов.
Является совершенно необъяснимым тот факт, что у Октавиана к 32 г. до н. э. почти не было никаких сил для действия против нового могущественного противника; к тому же и Италия была совершенно истощена. Октавиан так необдуманно затеял с Антонием (как и раньше с Секстом Помпеем) борьбу, что последний, если бы обладал хотя бы некоторой решимостью и энергией, имел бы полную возможность напасть на него врасплох в самой Италии и, таким образом, быстро завершить войну; само население Италии было слишком вяло и равнодушно, чтобы организовать сопротивление. Вместо этого Антоний вел с Клеопатрой, сначала в Эфесе, а затем в Афинах, куда он перенес свой лагерь, самый распущенный и расточительный образ жизни, причем, одно празднество следовало за другим. В лагере его находилось 15 царей и принцев, дети которых должны были нести при египетской блуднице самую унизительную службу; сам Антоний унизился до того, что, облачившись в костюм гражданина Аттики, передал ей власть над городом, после чего ее статуя должна была быть установлена в Акрополе. Мы приводим эти подробности для того, чтобы обрисовать царивший в то время всеобщий упадок нравов.
Однако не все приверженцы Антония настолько лишились чувства собственного достоинства, чтобы не возмущаться таким бесстыдным и недостойным поведение; лучшие из них просто ушли от него, а другие пебежали на сторону Октавиана.
Поздней осенью 32 года Антоний отправился на Коркиру (Корфу) с намерением оттуда переправиться в Италию; нигде он не встречал ни противодействия, ни какого-либо препятствия на своем пути, но как только на горизонте показалось несколько легких военных судов, Антоний принял их за авангард флота Агриппы, которого он так боялся, и отказался от своего намерения. Не использовав ни разу своих боевых сил, ни армии, ни флота, он пошел назад в Патры и в Ахею, где устроился на зимних квартирах. Флот и армия его были распределены вдоль побережья Ионийского моря; главные силы стояли у мыса Акциума, при входе в Амбракийский залив (залив Арта). Можно сказать, что Октавиана спасла слава Агриппы, так как он в это время был не в состоянии помешать движению большой армии к Риму.
В дальнейшем Антоний своей полной бездеятельностью сумел превзойти Октавиана. У него были в изобилии и деньги, и транспортные средства, так как одна Клеопатра дала 20000 талантов на военные расходы, и несмотря на это, армия терпела недостаток в продовольствии, так как доставка его производилась самым беспорядочным образом. Вследствие этого в течение зимы с флота дезертировала масса гребцов, повальные болезни производили большие опустошения среди экипажей, так что к весне 31 года не хватало целой трети их состава. Антоний, который до тех пор ни о чем не заботился и беспечно утопал в роскоши в Патрах, сделал тогда распоряжение о наборе новых людей; однако достаточного числа людей набрать было нельзя, а набранные не имели никакого навыка.
Таким образом, сильный, искусный и испытанный в войне флот Антония еще до первого удара, даже не встретив ни разу неприятеля, был заранее ослаблен и физически, вследствие непростительной небрежности своего вождя, и морально – его дурным примером. Поэтому замедление в ходе военных действий приносило Антонию только вред, между тем, как Октавиан, выигрывал время на то, чтобы закончить свои приготовления, которые, впрочем, если бы он действовал обдуманно, должны были бы быть закончены к тому времени, когда он вызвал разрыв с Антонием.
У него не хватало денег на вооружение, а когда он попытался помочь этому введением новых налогов, то ему пришлось подавлять возникшее из-за этого возмущение. Уважение к власти и к закону, было окончательно подорвано вследствие общего упадка нравов.
Только весной 31 года Октавиан смог, наконец, начать военные действия. Сборными пунктами для его сил были Брундизий и Тарент. Армия его состояла из 80000 человек пехоты и около 12000 всадников; флот под командованием Агриппы насчитывал не менее 260 судов, но это был уже не тот флот, с которым он одержал победу у Навлоха, несмотря на то, что с тех пор прошло только 5 лет. Как это постоянно случалось у римлян, тот флот исчез бесследно, и Агриппа для борьбы с Антонием должен был создавать новый флот, притом совершенно особого рода.
Как было сказано выше, корабли Антония были сходны с теми, при помощи которых Агриппа разбил и уничтожил при Миле и Навлохе более мелкие быстроходные и маневренные суда Секста Помпея. Можно было бы думать, что этот решительный успех окончательно убедил Агриппу в полной целесообразности принятых им для своих кораблей конструкции и вооружения. Однако, наоборот, мы видим Агриппу во главе флота, корабли которого были похожи на тогдашние, потерпевшие поражение корабли Секста Помпея. Это были сравнительно небольшие, низкобортные корабли, по большей части триремы, мало внушительные на вид, но быстроходные и маневренные, похожие на «либурны», от которых они и заимствовали свое название. Либурнийцы были разбойничьим народом в Иллирии; их быстроходные корабли назывались «либурнами» (диерами, биремами); имя это присваивалось различным быстрым низкобортным судам.