Адмирал де ла Черда командовал центром (только одни испанские корабли), де Рюйтер авангардом (только голландские корабли), де Гаен арьергардом (испанские и голландские корабли). Де Рюйтер предлагал иное деление флота, но испанский адмирал настоял на том, чтобы лично командовать центром.
Итак, французы были в полтора раза сильнее союзников. После полудня подул легкий бриз от юго-юго-востока; союзники оказались на ветре и в три часа спустились на французский флот. Бой начался в половине третьего. Как всегда, авангард вступил в бой первым; последующее сражение в дальнейшем очень походило на сражение у Стромболи. Де Рюйтер шел головным, не в середине. Он на разрешил стрелять прежде, чем его суда приблизятся к неприятелю, приведут к ветру и выстроят линию; открытый затем одновременно всеми голландскими кораблями огонь был исключительным по меткости и скорострельности. Французском авангарду доставалось жестоко; у головного корабля был сбить руль, командир ранен – корабль вышел из строя под ветер; командиры третьего и четвертого кораблей пали. Де Рюйтер на «Фендрагте» в 5 часов приблизился к адмиралу д'Альмерасу и нанес его флагманскому кораблю такие повреждения, что последний должен был выйти из строя; адмирал был убит. Вскоре вышел из строя и третий корабль.
В это время был тяжело ранен де Рюйтер, ядро ему оторвало левую ногу и сломало правую, он свалился с мостика и сильно поранил себе голову. Никогда, во всех прежних боях, он не бывал ранен, не считая незначительно ранения в ранней юности. Хотя де Рюйтер продолжал давать отдельные приказания, но фактически командование эскадрой перешло к флаг-капитану Калленбургу. Французский авангард был приведен в замешательство энергичным натиском и исключительным по меткости огнем голландцев, треть французских кораблей была выведена из строя.
Если бы де ла Черда последовал примеру де Рюйтера и также энергично напал на врага, то несомненно, победа осталась бы за союзниками; испанский адмирал, однако же, предпочел привести к ветру на предельной дистанции стрельбы и вел безрезультатный артиллерийский бой, предоставив авангард самому себе. Ден Гаен считал себя обязанным следовать движениям главнокомандующего, и начал действовать так же.
Это развязало Дюкену руки. Он послал сначала Турвиля с двумя кораблями на помощь своему авангарду, но потом, убедившись, что де ла Черда боится сблизиться для решительного боя, приказал поставить все паруса на всех судах своей эскадры и провел ее мимо неприятельского авангарда, сосредоточив на нем огонь. Три концевых голландских корабля ему удалось последовательно вывести из строя; они на буксире галер были выведены из под огня и отведены в Сиракузы; два других голландских корабля были сильно повреждены. Тем временем де Гаен, шедший впереди своего арьергарда, начал приближаться к де Рюйтеру, а последний лег в дрейф, чтобы дать ему подойти.
Лишь теперь де ла Черда подошел ближе и принял участие в бою; ветер стихал. Сражение вскоре из-за наступления темноты кончилось (солнце заходило в 6 часов 40 минут); напоследок обе голландские эскадры упорно сражались с центром и авангардом французов. Оба флота после боя остались на месте; ветер окончательно стих. 23 апреля утром они оказались далеко друг от друга; союзники пошли в Сиракузы.
Лишь 25 апреля Дюкен показался у Сиракуз; 29 апреля он подходил вторично, но союзники не вышли, – они как бы уступили место сражения французам, хотя исход боя остался неопределенным; оба флота в течение нескольких дней были небоеспособны.
Де Рюйтер и его эскадра покрыли себя новой славой – но их выдающееся участие в бою осталось без результатов из-за неудовлетворительной поддержки испанцев. Испанский вице-король доносил в самых резких выражениях о слабом участии в бою испанских кораблей и упрекал их в неисполнении боевого долга.
Не совсем понятно, почему де Рюйтер согласился оставить в центре испанскую эскадру, не внушавшую ему никакого доверия. Допустил ли он это в силу необходимости подчиняться распоряжениям старшего адмирала или из-за непоколебимой веры в непобедимость своих кораблей? Во всяком случае, после боя он окончательно убедился в слабости своих союзников и приказал, чтобы впредь голландские эскадры никогда бы не были отделены друг от друга. Сам бой не дал ему возможности проявить себя. Своего намерения прорезать строй французского авангарда ему не удалось выполнить из-за недостаточной поддержки испанского центра. Решительный успех имела скорострельность и меткость огня голландских кораблей.
Дюкен в начале боя действовал шаблонно; лишь потом, когда он увидел, что центр союзников упорно бездействует, он использовал свои свежие силы для боя с поврежденными голландскими судами, что дало возможность прикрыть авангард.
Адмирал де Рюйтер
Потери обеих сторон были ничтожны по сравнению с незаменимой утратой, понесенной Нидерландами в последовавшей вскоре кончине великого де Рюйтера. Еще во время боя оставалась надежда сохранить де Рюйтеру жизнь. Несмотря на тяжелые раны, во время боя он еще молился за свой флот. Но состояние его здоровья постепенно ухудшалось; у него даже не хватало сил подписать составленное им самим донесение о бое. 29 апреля, через неделю после сражения, великий флотоводец скончался на своем флагманском корабле «Фендрагт», среди безутешных адмиралов и командиров, собравшихся в последний раз около своего горячо любимого начальника.
Де Рюйтер скончался 70 лет; он 56 лет своей жизни провел в море и участвовал в более чем 25 боях и 15 больших сражениях. В семи сражениях он лично руководил флотом и один лишь раз, совсем юным офицером, был легко ранен.
Тело де Рюйтера было предано земле в Сиракузах; в конце года его перевезли на родину на возвращавшейся из Средиземного моря эскадре. Погребение, весьма торжественно обставленное, состоялось в середине марта 1677 года в новой церкви в Амстердаме. После боя у Стромболи де Рюйтеру был пожалован испанским королем титул герцога; прах его везли покрытым герцогской мантией. Титул герцога и годовая пенсия в 2000 гульденов перешли его сыну; последний однако же просил о замене герцогского титула баронским.
Людовик XIV приказал всем береговым укреплениям салютовать кораблю, везшему прах де Рюйтера, в случае его к ним приближения. Вдова де Рюйтера и правительство Нидерландов получали со всех сторон выражения соболезнования. На родине де Рюйтеру поставлено несколько памятников. Велики заслуги де Рюйтера; он был настоящим моряком, безукоризненно честным, благородным и весьма скромным, несмотря на все свои заслуги.
Граф де Гиз, принимавший участие в качестве волонтера в «четырехдневном» бою дал следующую характеристику де Рюйтеру: «Я всегда его видел спокойным и уравновешенным; когда победа бывала обеспечена, он всегда говорил: „Господь нам ее даровал“… Следует упомянуть его исключительную нетребовательность и скромность. На следующий день после победы я лично видел его подметавшим свою каюту и кормившим своих цыплят».
Один взятый в плен английский офицер, которому было разрешено следить за ходом сражения, отзывается о де Рюйтере, как о человеке совершенно особенном: «Он был в одном лице – адмиралом, командиром, рулевым и матросом, и во всех этих отраслях бесподобным».
Родившись в небогатой семье, де Рюйтер благодаря упорному труду сделался одним из самых замечательных людей своего отечества. Таким же простым, каким он был мальчиком и юношей, он остался до смерти. Исключительно любовь к родине, а не честолюбие вело этого замечательного человека на подвиги. И в этом смысле он стоял выше Нельсона, которого всегда считают величайшим морским героем и адмиралом.
Любопытно в жизни этого великого, если не величайшего, адмирала всех времен, что он не чувствовал особого влечения к службе в военном флоте; неоднократно после выдающихся подвигов на поле брани, он возвращался к жизни моряка коммерческого флота и совершал в течение долгих лет дальние походы на торговых судах. 46-ти лет он решил совсем отказаться от морской службы и поселился на берегу, однако ему было суждено вновь стать в ряды защитников родины и сыграть видную роль в ее спасении.